– И отчим, – добавила Элла. – Борис оказался таким болваном! Он думает, что менты как посмотрят на меня, Белоснежку, так сразу и поймут, что я ни в чем не виновата!

– Пойдем, я тебя покормлю. – Лариса потащила ее на кухню и, усадив, ревниво сказала: – А ты похудела! И макияж стала делать яркий. И очки тебе идут.

– Если меня оправдают, я порадуюсь этому обстоятельству, – сдержанно ответила та. – Деньги не забудь мне отдать, а то я без них – как без рук.

– Слушай, а у тебя вообще-то есть какая-нибудь заначка? Я имею в виду – более существенная? Счет в банке, например?

– Ларис, ну какой счет? – Элла набросилась на блинчики с капустой, как будто в самом деле явилась из леса. – Ничего у меня нет. Да если бы и были – разве сейчас можно деньги в банк класть?

– И то правда, – согласилась подруга. – Колька поэтому тоже все свои сбережения дома держит. В тайнике. – Лариса снова схватилась за щеку, словно там надулся флюс, и запричитала: – Ой, он меня убьет, когда узнает про магазин! И я еще до кучи часы потеряла!

– Какие часы?

– Которые он мне на свадьбу подарил – с бриллиантиками и гравировкой. Представляешь, какая идиотка?

– Но ты же не специально! – с жаром принялась убеждать ее Элла.

Успокоившись, Лариса умылась холодной водой и хлопнула ладонями по столу.

– А теперь расскажи, что с тобой произошло.

Когда Элла рассказала, она спросила:

– Ты горюешь по Игорю?

Элла не успела ответить, как дверь на кухню внезапно распахнулась и на пороге появилась Ленка с взлохмаченной рыжей макушкой и в короткой кожаной юбочке.

– Ба! – воскликнула она, разинув рот. – У нас в гостях мужеубийца!

– Я тоже рада тебя видеть, – вздохнула Элла. – Надеюсь, ты одна?

– Господин Кокинадзе ждет меня в своем автомобиле.

– Какой такой Кокинадзе? – вскинулась Лариса.

– Успокойся, систер, это всего лишь чинный ужин в приличном ресторане. Клянусь!

– Ленка, ты доиграешься!

– Послушай, чего ты от меня хочешь? Скоро я получу диплом, и что прикажешь мне делать?

– Устроиться на работу, естественно.

– Ну вот еще! – Ленка вильнула бедрами. – Лучше уж я выйду замуж. Ничего особенного в моем возрасте. Поэтому сейчас я перебираю кандидатуры.

– По-моему, ты начала их перебирать еще лет пять назад, – ехидно заметила Лариса и посмотрела на сестру с тайной завистью.

Она завидовала всем женщинам от пяти до пятидесяти пяти, если в их внешности было хоть что-то выдающееся. Несмотря на то что сестры имели сходную комплекцию, у Ленки ноги выросли на два сантиметра длиннее, что зачастую являлось причиной мелких семейных стычек.

– Эл, ты вообще-то как? – спросила Ленка. – Будешь дальше прятаться?

– Буду, – сказала Элла. – Пока настоящего убийцу не найду.

– Сама? – не поверила Ленка.

– Я, между прочим, самое заинтересованное лицо. Кроме того, у меня есть знакомый частный детектив, который уже начал мне помогать, – приврала она.

– Буду за тебя пальцы держать, – сказала Ленка. – Ладно, пока. Я, собственно, заезжала переодеться. Целую, буду не поздно. – Она повернулсь к Элле и легкомысленно помахала ей ручкой: – Надеюсь, что тебя не сошлют на галеры!

– Вот дура! – пробормотала Лариса и крикнула вслед: – Шапку надень, вертихвостка! – И, когда дверь захлопнулась, добавила: – Сессию на пятерки сдала – даже не придерешься.

5

– Вот она, Астапова! – сказал Овсянников и толкнул фотографии рукой. Они пролетели через весь стол и остановились прямо перед носом Эллы. – Вглядись в это лицо! Просто ужас, ты не находишь?

– Почему же ужас? – пробормотала она, раскладывая снимки перед собой. – Простое хорошее лицо. Нормальное лицо.

– Нормальное? – недоверчиво переспросил сыщик. – Да ты посмотри на выражение глаз. Вечная жертва! Агнец на заклание! И эти жалкие очочки. Ты бы стала носить такие очочки?

– Ну... У людей бывают разные обстоятельства, – стараясь подавить обиду в голосе, ответила Элла. – Может быть, она купила себе другие, а потом их потеряла.

– Кстати, насчет «потеряла». Это за ней тоже не заржавеет. Девка теряет все, что только можно потерять. Нет, ну а прическа? – снова вернулся он к фотографиям. – Такое впечатление, что она расчесывается пальцами. Смотри, она снята в разное время в разных местах, и везде растрепанная, как Незнайка.

– Но лицо-то у нее нормальное! – раздраженно сказала Элла. – И выражение его нормальное.

– О да! – согласился Овсянников. – Именно с этим выражением лица она разбивает посуду, роняет мебель и проваливается в канализационные люки. Поверь мне, это настоящий «Титаник» в юбке! Из того, что я про нее узнал, напрашивается только один вывод: она может быть сейчас где угодно – в Швеции, в открытом море или в Пиркулинском заповеднике! Ее могли продать в какой-нибудь гарем, заманить в секту или засунуть вместе с гуманитарной помощью в самолет, летящий в Бохайвань.

– И ее подозревают в убийстве мужа? – с вызовом спросила Элла.

– Именно! Могу себе представить, как все происходило. Она хотела поиграть в Золушку и танцевала со сковородками в руках на кухне. И тут некстати вошел муж. Бэм-с! Он получил сковородкой по голове. Или она хотела прихлопнуть муху, которая спала меж оконных рам, но неожиданно проснулась и принялась перелетать с тарелки на тарелку. И тут опять некстати зашел муж. Бэм-с! Муха была убита вместе с благоверным.

– По-моему, это не повод для шуток, – вздернула подбородок Элла. – Я не верю, что эта милая девушка могла совершить такое страшное злодеяние.

– Эта милая девушка! – сладким голосом повторил Овсянников и сложил руки под подбородком.

В этот миг Элла яростно ненавидела его близко посаженные крокодильи глазки и слегка смещенный в сторону нос. И эта образина еще будет выступать по поводу ее внешности!

– Эта милая девушка, – не пожелал сдаваться он, – едва не пустила в расход кучу народу. Муж – ее первая настоящая жертва. Раньше были другие потенциальные жертвы среди мужского населения страны, однако им каким-то образом удалось избежать ужасной участи.

Овсянников принялся перечислять, сколько кто сломал ребер и ног, в какие попадал ситуации, как только связывался с «милой девушкой» по имени Элла. За время его прочувствованного монолога она вспотела, как болезненный младенец, завернутый любящей мамочкой в три одеяла. Вся ее жизнь прошла перед ней! Только в изложении Овсянникова все выглядело гораздо ужаснее, чем она себе представляла до сих пор. Может быть, она действительно генетическая аномалия? Может быть, ей следует уехать на Индигирку и сидеть там в сугробе до самой смерти?

– Мне придется проверять все ее связи, – сказал Овсянников. – Кстати, у нее есть особые приметы. – Элла напряглась. – Родимое пятно на левом плече, шрам под коленкой и три маленькие родинки за правым ухом. Идут в ряд, словно нарисованные. Впрочем, я узнал бы ее сразу, если бы увидел.

«При нем можно ходить только в брюках и кофтах с длинными рукавами, – тотчас же сделала вывод Элла. – И не отгибать правое ухо».

Когда она наконец ушла в ужасном настроении в свою комнату со списком поручений на завтра, Овсянников позвонил Диме Шведову и шепотом сказал:

– Послушай, Дим, прям не знаю, что делать! Мне кажется, твоя Бэлла в меня втюрилась. Да ничего я не придумываю! Она так странно себя ведет! Стоит мне подойти к ней поближе, как она начинает дрожать, словно маленькая собачка. Лоб у нее покрывается испариной. Или, может, она меня боится? Нет? Ты тоже думаешь, что влюбилась? А я, значит, должен вести себя как джентльмен. Угу. Но если она зачахнет, ты сам будешь виноват.

Положив трубку, Овсянников, насвистывая, отправился на кухню за минералкой и в коридоре наткнулся на свою новую соседку. Она на цыпочках вышла из ванной и тихо-тихо закрыла дверь. Потом повернулась и, рванув с места в карьер, впечаталась в живот хозяина квартиры.

– Уй! – сказал он, потому что новая секретарша пребольно наступила ему при этом на ногу.